"Этого не должно быть!
Я нес какой-то бред.
Знаю, когда мне больно, то мое лицо делается цинично-спокойным, и я начинаю говорить всякие злые гадости. И вид такой, будто хочу сказать: «Все вы скоты редкостные. Уж я-то насквозь вижу!».
Раньше никогда не сожалел об этом.
Раньше никто не мог так сильно задеть что-то живое и саднящее во мне.
А теперь стыдно, будто пятикласснице, которую застали курящей дешевые папиросы за зданием школы и матерящейся, словно портовый грузчик…
Он уехал, и я разрешил себе плакать.
Вот так, закусив нижнюю губу, зажав ладонью рот, чтобы не было слышно в коридоре. Вцепившись в собственные волосы, широко раскрыв глаза и свернувшись на холодном полу, будто мертвый щенок. И, время от времени, содрогаясь всем телом в одной болезненной судороге. Беззвучно крича в белый потолок. Кусая пальцы...
Я не умею плакать, как все нормальные люди. Даже слез иногда не бывает.
А в голове раненной птицей билось: «Пожалуйста. Пусть все будет неправдой. Пусть сердце прекратит так бешено колотиться. Пусть не будет больно. Пусть не будет Лизаньки. Пусть он не поедет никуда. Пусть… Пожалуйста, пусть будет так, чтобы я его не…
…любил?»
А потом время прошло будто во сне. я даже не сразу понял, что он вернулся. И сказал что-то… Почему-то даже приблизительно не могу вспомнить, что это были за слова. Так бывает: вдруг забываешь что-то чертовски важное. Но я успокоился, потому что он говорил, что не любит ее. Пусть и меня – тоже. Неважно."
(с)
"Чернолесье".

Эйдан. Я теперь,лять,всегда буду читать сразу все то,что ты советуешь.
Всегда.